Подлиповцы - Страница 28


К оглавлению

28

– Слышь, как лоцман ревет! – дивуется Павел.

– Ну, уж и горло! – Ребята смеются.

– Это он на Сысойка кричит.

– Э! пусть кричит… Слышь! Во как честит!

– А вот на нас так не кричит.

– А пошто он те вчера бил?

– Уж молчи! Самово тебя бил.

– Вот што, Пашка, пошто это барка-то пишшит?

– А кто ее знат.

– Поди, мужикам-то трудно?

– Што мне… А мы вот качали-качали, а воды все гли сколь! Как ты ее ни отливай, а ее все больше да больше.

– Вот што… сделам дыру в барке-то, вода и выбежит…

– Дурень! Да ведь вода-то оттово и бежит в барку – дыры в барке-то. Ты сделай дыру – и потонем.

– А тятька-то вор: гли, сколь хлеба украл.

– Отколотим его.

– У него сила, Ванька, – прибьет! Вон и Сысойко не может с ним справиться.

– Да Сысойко вахлак; Сысойка я, что есть, прибью.

– Пойдем спать?

– Давай лучше барки пускать.

– Давай. Ребята бросают в воду щепку и смотрят: идет щепка или нет. Щепка стоит…

– Умоемся. – И ребята умываются грязной водой, покрывшей на полторы четверти дно барки. Читатель, может быть, удивился: зачем ребята умывались грязною водою, накопившеюся в барке, когда они могли бы умыться в самой реке? Во-первых, они были еще глупы, – прежде они умывались и купались в речке, находящейся в трех верстах от Подлипной, да и я забыл раньше сказать, что в Подлипной бань не существовало; во-вторых, они были водоливы, и им было мало времени на то, чтобы бегать на берег, а достать воды ведром… они, вероятно, не додумались до этого в тот момент, когда им пришла мысль,– есть вода под ногами – и ладно. Больше всего их занимало то: идет барка или нет.

– Смотри, Пашка, как лес бежит.

– Уж я смотрю.

– А барка-то стоит…

– Ну и врешь: лес бежит, и барка бежит.

– Диво!.. Пошто это барка-то бежит? Ведь ее никто не везет?

– То-то и есть. Ребята старались сами узнать, почему это так. Спросить некого. Они знали, что бурлаков не стоит спрашивать. Вот они раз бросили с барки доску, доска поплыла; бросили камень, камень утонул. Спустили шест на воду, шест потянуло книзу, и они никак не могли удержать его.

– Эка сила!

– Вот потому и тащит нас.

– А мы попробуем, зайдем в реку – поплывем али нет. Раз они зашли в воду по колено, их перло книзу.

– Эка сила – утащит! Они хотели идти дальше, и потонули бы, да их лоцман испугал:

– Потонуть вам, шельмам, хочется!

– Мы, дядя, так…

– Я те дам – так! Ступи-ко еще, и утонешь.

– А и то утонешь, вон камень потонул тоже… Лоцман говорил им, что есть люди, которые не тонут, а умеют плавать. Они не верили. В устье реки Сылвы, впадающей в Чусовую, много было барок, приплывших из других заводов; барки эти тоже двинулись вниз. Всем хотелось скорее увидать Каму, по которой плыть неопасно, а как вошел в нее, и делать нечего. Подлиповцам больше всех хотелось увидать Каму. Бают, она широкая, глубокая, сердитая такая. Сколько рек прошли, а все, бают, в Каму бегут. «Знам мы Каму-то, она от Подлипной недалеко, так там махонькая, а глубокая, рыбы пропасть, а здесь, поди, и конца ей нету, а рыбы-то, поди, людей едят…»

VIII

Наконец барки стали в устье Чусовой, против деревни, и загородили все устье. Чусовая здесь шире и глубже, а Кама шире Чусовой в три или четыре раза. Берега как Чусовой, так и Камы низкие. Бурлаки обрадовались.

– Гли, Кама! Экая большая!..

– Баская река, и конца-то ей нет.

– Супротив Камы теперь все реки дрянь, и Чусова пигалица против нее.

– Вот уж река дак река – никому зла не сделат.

– Одново года беда тут была. Пошли, знашь, барки да стали в Перму, и поди ты, братец мой, лед сверху. И лед-то какой – ужасти! Как царапнет барку, и пошла ко дну… Много барок перетопило.

– Ну, а теперь ничего?

– Теперь ловко. Теперь мы долго ошшо стоять будем: кто его знат, этот лед-то, прошел он али нет.

– Бают в деревне: весь прошел. Барки здесь простояли два дня. В это время бурлаки больше спали, а лоцман, имевший в деревне родственника, пошел к нему с Сысойком, Пилой и детьми его, сытно пообедал, выпарился в бане и принарядился. Здесь все лоцманы выпили водки, надели красные рубахи и навязали на шляпы красные ленточки. Все были веселы, покуривали махорку, пели песни.

– Ну, ребята, доехали до Камы, а там как по маслу пойдет, – говорил лоцман.

– Баско, – говорили бурлаки.

– А все я вас провел. Молиться вы должны за меня.

– А ошшо далеко бежать-то?..

– Да больше тово, сколь прошли.

– А Подлипная близко? – спросил Пила.

– Какая Подлипная?

– Ну, наша-то деревня?

– Чердынь-то?

– Ну, Чердынь-город.

– Да как тебе сказать, не солгать? Мы одново разу судно тянули от Перми до Чердыни; пошли – тепло было, а пришли туда, холодно стало, потому, значит, долго шли – река больно мелка. А так ходу неделя.

– Вре?

– Только неделя. Вот теперь там хлеб больно дорог, а суда ходят только до Усолья да до Соликамска, а в Чердынь редко, потому река мелка, да и Чердынь в стороне верст за сорок стоит.

– Да мы в Усолье-городе были. Там ишшо соль делают. А оттуда шли-шли… Пошли – стужа была, а пришли к баркам, тепло стало.

– А можно бы в две недели дойти.

– Ну, и врешь! – Подлиповцы думали, что лоцман морочит их.

– Вы круг дали: вам бы по Каме надо идти или по большому тракту.

– Вре?

– Вам можно всево только неделю дойти до Перми, а там бы на пароходы наняться.

– И то бы лучше там было.

– Я вот теперь Каму хорошо знаю, и на Волге бывал годов с пять. Хотел на пароход наняться, да прохворал зиму-то; а ныне наймусь беспеременно зимой.

28