– Мы, таперича, как подем налево, и Чусова будет, – говорит один лоцман, – олонись я не был здеся, – добавляет он.
– Ну, это ошшо тово оно… – говорит другой лоцман.
– Вот если бы таперича вскрылась река, да барки бы если пошли, ну и узнал бы, в кою сторону путь держать, – говорит первый лоцман. Холодно. Все опускаются на лед; всех продувает ветер. Идут кто направо, кто налево, кто за реку. Все тонут в снегу и ворчат.
– Да вы ладом ведите! По Яйве-то никто не бурлачит, и мы в Яйве-то ни разу не шли, а переходили только, – ворчит один бурлак. Лоцмана ведут всех узенькой дорожкой, попавшейся за рекой. Бурлаки радуются. Пришли в деревню к вечеру. Поели, выспались, утром тронулись в путь. День шли хорошо, пели песни или молчали. К ним пристало несколько зырян. Увидев кучу бурлаков, зыряне спросили:
– Кыдче мунан (Куда пошли)?
– Бурлачить! – было ответом. Зыряне пристали, В толпе были тоже зыряне, и между ними завязался разговор.
– Илыся лок тысь (Издалека ли)?
– А Ежва, кырныш (Ежва – по-зырянски Вычегда, кырныш – ругань). Опять попалась река. Бурлаки обрадовались.
– Вот она, Чусовая-то!
– Вре! Экая махонькая?
– Эта, братцы, не Чусова, а Косьва. Там еще будет Усьва, вот по той мы и пойдем в Чусовую. Бурлаки успокоились, перешли реку и тихим шагом пошли за своими путеводителями. На третий день после перехода Косьвы вышла ссора. Все шли они по одной узкой дороге; ладно… Вдруг дорога разделилась на три части. По которой идти? Лоцманы забыли. Все стоят.
– По этой?
– Нет, по этой.
– Знаешь ты черную немочь! По этой… Лоцмана дерутся. Их окружают бурлаки.
– Бей ево!.. Вот так!.. ну-ко, ошшо! – слышится со всех сторон. Один лоцман убежал по левой дорожке. Его пошел догонять другой лоцман. Половина бурлаков идут за этими лоцманами. Два оставшиеся лоцмана уговаривают остальных бурлаков идти за ними.
– Пусть они пойдут по той! Уж как-то ли заблудятся, эво как! – говорит один лоцман.
– Ну, а ты и веди, коли мастер, а я пойду с ним… – говорит другой лоцман.
– И черт тебя бей! А мы как раз дойдем и по своей… Бурлаки советуются, как им идти.
– Те, поди, ладно идут, а мы-то как?
– Подем тожно с ним. Однако лоцманы ведут своих товарищей по той дороге, по которой ушла недавно половина бурлаков. Прошли с версту, а тех бурлаков не видать. Прошли они две дороги, наконец на третью свернули и пошли.
– Куды же те-то побегли?
– Черти… – ворчат лоцманы.
– Надо бы нам поворотить по той дороге, что впервые попали.
– Кто ево знат… И места все другие, ни разу не был здеся.
– И я тоже. Вот подошли они к большому полю. Дорогу занесло снегом; ветер сильный, резкий. Бурлаки ругаются и идут по полю, оставляя за собой следы большими зигзагами. Идут они час, все нет конца. «Что за черт?» – ворчат бурлаки. Их обуяла лень… Идти не хочется, а хочется поспать. Останавливается один бурлак, за ним останавливаются все. Садится один на снег, все садятся. Развязывает котомку один, все развязывают свои котомки.
– Подем назад! – кричат один.
– Аида! – кричат двадцать человек.
– Баял, не ходи с ним!.. – ворчит Пила.-А пошто назад-то?
– А пошто? А подем… – было ответом.
– Братцы, пойдемте, ночь, поди, скоро. Бурлаки боятся ночи.
– А ты веди, пес! – кричит Пила. – Куда ты завел в эку чучу!
– Пырни ево! пырни! – кричат бурлаки на лоцмана.
– Пойдемте! право, скоро конец, за этим полем и конец.
– Помрем! – говорит Пила.
– Не помрем, а река будет. А назад подете, заблудитесь.
– Ну и подем. Уж много шли, ишшо подем, – говорит Пила. Все идут. Посыпал снег, ветер стих. Снег залепляет глаза, только и видно, что снег да товарищей, а что крутом товарищей – бог весть. Бурлаки злятся, смотрят на свою одежду, она в снегу, словно в муке купались. Все устали.
– Ребя, вон лес! – кричит один из толпы. Все повеселели. Бродят около лесу и блуждают. Отыскали дорогу к ночи, спустились под гору и под горой уснули. Закусивши утром, опять идут, дорога опять делится на две дороги. Просто черт знает что такое.
– Ну уж и времечко! Преж, как подешь, и конец скоро, а теперь сколь исходили… – говорит один лоцман.
– Оттово все, што не так пошли. Говорил, надо трактом идти, а то мало ли дорог-ту! – ворчит другой лоцман.
– Экие лешие, куды завели. Все леса да леса да горы какие-то. Эвон гора-то, чучела какая! – ворчат бурлаки.
– А мы подем на гору-то? Там, поди, баско! – говорит Сысойко.
– А и поди, попробуй!.. Там таперь видимо-невидимо медведев засело, – замечает Пила.
– Што медведи, волки, поди, стерелешивают (бегают)… Ужасти! – замечает бурлак.
– А што, бат, здесь, поди, много медведев?
– Столько – беда!
– Вре?
– Видал ономеднись. Стадо целое.
– Вре? И не съели? Бурлак-хвастун, не бывший никогда в этих местах, улыбается и того больше врет.
– Как хватил колом, вон эдаким, однако, – и издох, другого хватил – побежал, и те побежали.
– Вре?.. Ишь ты! Разговор идет о медведях, кто сколько на своем веку медведей убил. Всякий старается перебить товарища рассказом, кто врет, кто говорит правду. Больше всех врал Пила.
– Ты вот по-моему сделай, – говорил он. – Одново раза летом иду знашь, лесом; а лес-то – эво! не здешний, иное дерево и не охватишь, выше этова, густо… А со мной, знашь, лом был. Ну, иду да собираю грибы… Собирал такту, много набрал. Баско! и нашел на медведя, спит… А медведь-то – эво какой! Таких впервой увидел. Вот я, знашь, на цыпочках и побег к нему, и хлоп его по башке… и хлоп!.. И пику не дал!..